Каждый год, когда наступает «нобелевская страда», мучаюсь тем, что ни лауреаты, ни мировое сообщество, которое так бурно обсуждает каждую из премий, в том числе в области борьбы за мир, на самом деле мало что знают о самом Альфреде Нобеле, человеке, по меньшей мере, весьма  своеобразном. Если бы знали, то возможно, далеко не каждый из лауреатов согласился принять подобную награду. Понимаю, что бросаю ложку дегтя в бочку меда, да еще в разгар нобелевского праздника, но что делать. Нельзя же до бесконечности  игнорировать факты.

Факт первый известен широко – все свои огромные деньги Альфред Нобель сколотил на динамите, а позже на военных заказах.  Интересно, что семейство Нобелей продолжало делать бизнес на вооружениях и после того, как стали вручаться Нобелевские премии мира (с 1901 года). Например, в 1913 году в России Нобели создали совместно с партнерами предприятие «Ноблес» по производству подводных лодок. Уже возникает некоторое недоумение, борьба за мир с военным бизнесом  сочетается, на мой взгляд, не очень. К тому же и в самих деньгах, что вручает нобелевский кабинет, никуда от этого не денешься, заложена изрядная доля динамита. Чистота их, по меньшей мере, сомнительна.

Факт второй – практически неизвестный. Альфред Нобель изобрел динамит не в одиночку, а в компании с русскими химиками во время своего длительного пребывания еще в дореволюционной России. На самом деле изобретателями здесь по праву следует считать двоих: самого Нобеля и  русского военного исследователя Петрушевского. Если, конечно, не считать химика Зинина – учителя и того, и другого, который и дал им идею использования нитроглицерина в военных целях.

Сам Нобель признавал: «Впервые я увидел нитроглицерин в начале Крымской войны. Профессор Зинин показал это вещество нам с отцом, положив кусочек на наковальню и ударив по нему. При этом профессор Зинин высказал уверенность в возможности практического использования нитроглицерина. Я был тогда очень молод, но меня это сильно заинтересовало».

Последователи Зинина,  Нобель и Петрушевский, работали над созданием динамита, обмениваясь информацией, причем даже тогда, когда Альфред Нобель покинул Россию и продолжил опыты уже за ее пределами. История не знает точно, кто из двоих нашел заветную формулу первым. Работа шла совместно и параллельно. Зато хорошо известно то, что Нобель первым получил патент. Петрушевский, работавший в военном ведомстве, сделать этого просто не мог, не имел права. Но и он нашел способ изготовления нитроглицерина фабричным способом, а затем разработал смесь веществ, где способность нитроглицерина взрываться становится управляемой.

Архивы хранят любопытный документ № 6489 от 16 декабря 1866 года, подготовленный российским военным ведомством: «О вознаграждении полковника Петрушевского». «До 1863 года,  гласит документ,  нитроглицерин приготовлялся в самых незначительных количествах; он (Петрушевский) первый показал  способ мгновенного воспламенения большого  количества нитроглицерина и первый применил его для взрывов. Между тем через годы после описанных работ полковника Петрушевского (в 1864 году) шведский подданный А. Нобель взял в государствах Западной Европы  привилегии на употребление нитроглицерина для взрывов всякого рода и воспользовался теми материальными выгодами, которые были бы в руках полковника Петрушевского, если бы интересы государства не требовали бы сохранения в тайне применение нитроглицерина. Таким образом, если бы способы приготовления нитроглицерина  в больших количествах и применения его к взрывам полковником Петрушевским не содержались в тайне, то все материальные выгоды, которыми воспользовался Нобель, выпали бы на его долю, то есть он мог бы взять привилегии в иностранных государствах». То есть русские военные, осознав, наконец, несправедливость в отношении Петрушевского, пытались отблагодарить его хотя бы скромной суммой из государственного бюджета.

Факт третий. Может быть, самый важный. Во времена Нобеля, (да по большому счету и сегодня) понимания, как обеспечить всеобщий и прочный мир, не было не только у политиков, но и у самих пацифистов. Лев Толстой, например, не верил в успех разоруженческих конференции изначально, а потому утверждал: «Теперешнее положение показало, что ждать от высших властей нечего и что распутывание этого ужасного губительного положения, если возможно, то усилиями отдельных частных лиц». Каким образом отдельные добрые частные лица, «взявшись за руки», обеспечат мир, оставалось загадкой.

У Альфреда Нобеля имелась своя точка зрения. Во-первых, в отличие от Толстого, он считал, что судьбы мира должны решать не «частные лица» и уж тем более не народы, а исключительно правящая элита. «Народы безумны почти целиком,  утверждал он,  правительства же – не более чем наполовину».

Во-вторых, в отличие от пацифистов, проповедовавших доброту и любовь, Нобель полагал, что мир может быть реально обеспечен лишь на основе страха. «Мои динамитные заводы,  писал он,  скорее приближают мир, чем конгрессы. Когда две армии могут уничтожить друг друга в считанные мгновения, все цивилизованные нации, охваченные страхом, должны будут распустить свои армии».

Более того, как возможную миротворческую силу Нобель рассматривал даже бактериологическое оружие: «Повесьте такой дамоклов меч над головой у всех и у каждого, и вы увидите чудо – войны закончатся очень скоро».  Именно эти слова я каждый раз вспоминаю, когда торжественно объявляют имя очередного обладателя нобелевской премии мира.

Отчасти мечта Нобеля реализовалась в виде атомного оружия, как оружия сдерживания. Правда,  лишь временно. До тех пор, пока ядерное оружие не стало расползаться по миру и не появился страх, что оно попадет в руки террористов.

Впрочем, похоже, что собственная мысль о дамокловом мече, оберегающем мир, изрядно пугала по ночам и самого Нобеля. Иначе не объяснишь ту предельно самокритичную и  жестокую эпитафию, что он сам для себя придумал: «Альфред  Нобель, жалкий получеловек, который, в сущности, заслуживал лишь того, чтобы какой-нибудь человеколюбивый врач умертвил его вскоре после рождения».